Дорогая редакция
«Ёж» и «Чиж» – советские журналы для школьников и детсадовцев, выходившие в 1930-е, пока не началось: репрессии, война... В спектакле, вдохновлённом легендарной периодикой, никакой прозаической информации нет; только стихи – гениальные, диковинные, смешные и, в отличие от их авторов, бессмертные.
«Игры во флигеле» – белая комната с окном; легко и просто превращается в редакцию, где развлекались, покуда получалось, поэты-обэриуты. Кастрюля с кипятильником у афиши лекции Малевича «об искусстве, церкви и фабрике как о трёх путях утверждающих Бога»; пишмашинка; график работы редакции с меловой надписью «НАФИГ»; славный плакатик «Неграмотный ребенок – позор для матери»; круглый стол; чёрный телефон. Шестеро персонажей ¬– актёры Алексей Алексеев, Семён Боровиков, Максим Виноградов, Ольга Гапоненко, Наталья Златова, Антон Коршунов – собираются под «Иван Иваныч Самовар» Хармса.
Откушав воображаемого чая, переходят к «Азбуке» Маршака – будто на тот момент ещё не сочинённой; и шестеро озорных редакторов сообща придумывают новый материал – Маршак оказывается дополненным и расширенным.
Добираются только до буквы «В», отвлекшись на барабанный бой Юрия Владимирова, ленинградского поэта, умершего в 23 года при невыясненных обстоятельствах – это я уже бравирую собственной ненужной эрудицией; в спектакле смерти нет. Но печаль – непременно; и за «Азбукой» следуют хармсовские «Весёлые чижи», которые исполняются коллективно на мотив Седьмой симфонии Бетховена.
Спектакль Дмитрия Егорова – калейдоскоп поэтических скетчей, вырастающих из по умолчанию забавных стихов. В очаровательно архаичном визуальном сопровождении:
вместо вездесущей видеопроекции – классная оптическая доска, кодоскоп, он же графопроектор, изобретение 1930-х,
современник «Чижа» и «Ежа». Звёздный час кодоскопа – начало второго действия, стартующее с оды празднику непослушания. Изображающая строгость дама вещает, как в Ленинграде, в детском доме культуры Выборгского района открылся необычный музей – Музей безобразий. Его экспонаты – разбитые лампочки, порванный пионерский барабан, учебник по немецкому языку, от которого осталось всего четыре страницы... Все превращаются в весёлые картинки: из груды смятых и скрученных ложек-вилок получается башня Татлина, из тетрадок со следами супа на обложках – Дали, из кучи разбитых тарелок – «Апофеоз столовой», списанный с «Апофеоза войны» Верещагина, из глобуса, истыканного ножом и залитого чернилами – Магритт; финальной точкой – искалеченные стулья, которые тащат по Волге бурлаки. (Художник спектакля – Игорь Каневский).
«Что за художники или художницы в школу приносят ножи или ножницы и оставляют на парте узор? Этим художникам – стыд и позор!»
Нашкодившие пионеры и ученики ФЗУ – тут как тут, ничуть в содеянном не раскаиваются и довольно позируют за спиной сердитой экскурсоводши.
«Стыд и позор малолетним вредителям, надо письмо написать их родителям! Может ли школьник и пионер портить имущество СССР?! Стыд и позор Иванову Василию, он нацарапал на парте фамилию, чтобы ребята на будущий год знали, что в классе сидел идиот!» Этот скетч по не самым известным строчкам Маршака – один из беспримесно озорных. Смешные и грустные эпизоды чередуются как популярные и те, которых не найти Гуглом, стихи.
«Лошадка» – выполненный Маршаком перевод писавшего на идише Льва Квитко; «Скажи погромче слово «гром» Агнии Барто; «Что мы сажаем, сажая леса» и «Синяя страница» Маршака; «Считалка», «Тигр на улице», «Еду-еду на коне» Хармса. Николай Заболоцкий, зовущий на лыжи; Корней Чуковский, запускающий сюрреалистическую «Путаницу», Александр Введенский, затевающий расследование: «Кто-то сбросил со стола три тарелки, два котла и в кастрюлю с молоком кинул клещи с молотком». Это из более-менее общеизвестного.
Но есть и редкости, и загадки.
На мотив «Ой, Самара-городок, беспокойная я» разыгрывается комедия о залетевшей нежданно-негаданно барышне: «Пошла гулять матрешка и стукнулась немножко. Зато теперь она гуляет не одна». Чьё авторство, я выяснить не смог.
Вот письма Чижу от моркови, капусты, помидора, репы и туркестанского хлопка: «Такие у нас дела – двести писем нам почта сдала!» Эпиграмма на некоего Семёна Путятина; сказ о водолазе, которому не хватает стакана воды. И самый уморительный хит – жутко неполиткорректное по нынешним нормам стихотворение, как влитое ложащееся на «Чудесную страну» Жанны Агузаровой: «Я сел за рояль, заиграл и запел, и сразу за тысячу верст улетел. Я пел о прекрасной, чудесной стране, где чёрные негры живут лишь одне». Мне удалось установить, что называется оно, хм, «Музыка», опубликовано в шестом номере «Ежа», написано одиннадцатилетним Капраловым. В программке перед его фамилией стоит инициал «Ю.», всезнающий Гугл утверждает, что стихами в детстве баловался будущий зубр советской кинокритики Георгий Капралов – интрига!
Распевая «Музыку», Ольга Гапоненко делает многозначительные потешные паузы перед этически неоднозначными строчками.
«Под каждым кустом ты можешь столкнуться... со страшным лицом» – шутка нового времени. «Знаки препинания» Маршака редакторы превращают в водевильное партсобрание – шутка над временем старым (хотя почему над старым? всё возвращается); плюс не исключено, что такой пародийный смысл закладывал сам Самуил Яковлевич. Но иногда не угадаешь, то ли мы с нашим знанием о прошлом и неприятном ощущении настоящего извлекаем из безобидных слов тревогу и непокой, то ли так оно и задумывалось.
Вот Чуковский и его медведь Топтыгин, который задумал на луну полететь: можно трактовать как мрачно ироничный комментарий к эпохе покорений и освоений; изнанка энтузиазма. А «Радость» Чуковского – «Рады, рады, рады светлые берёзы, и на них от радости вырастают розы. Рады, рады, рады тёмные осины, и на них от радости растут апельсины» – в исполнении Алексея Алексеева звучит прямо-таки безысходно;
не это ли чувство на самом деле двигало автором, сочинявшего свой завораживающий древесный абсурд?
Ну а финального Хармса – «Скажи, товарищ, неужели четыре года не пройдут, как этот лес и холм зеленый, и это поле – вдруг исчезнут?» – Максим Виноградов читает как трагическую элегию. После которой только и остаётся, что выйти в окно. К счастью, в тюзовском флигеле оно на первом этаже.
